Государство должно быть добрее к ученым
На стене - фотографии: миноносец "Боевой" Черноморского флота, группа генералов на Семипалатинском полигоне, крупнейшие ученые мира и... На каждой из них, присмотревшись, можно увидеть нашего собеседника Леонида Ильина. Завершает этот видеоряд фото Леонида Андреевича рядом с Президентом РФ В.Путиным. Пожалуй, уже этих штрихов достаточно, чтобы представить себе образ незаурядного человека.
Имя академика РАМН Л.Ильина у одних вызывает глубочайшее уважение, у других (их немного, но они есть) - нескрываемое раздражение. Ученому пришлось пережить упреки в геноциде народа (в связи с Чернобыльской аварией) и собственной кожей ощутить торжество своих идей. Он - признанный мировой авторитет в области радиационной медицины, которую избрал делом всей жизни. С его разработками не понаслышке знакомы все, кто имеет отношение к атомной промышленности и энергетике. Завтра, 15 марта, лауреату Ленинской и Государственной премий СССР и Российской Федерации, Герою Социалистического Труда, директору Государственного научного центра - Института биофизики, профессору Л.Ильину исполняется 75 лет. Это и стало поводом для нашей встречи. Правда, ученый говорил больше об институте, его достижениях и проблемах, а не о себе... - Леонид Андреевич, ваша специальность - порождение технического прогресса. Она, на мой взгляд, призвана скорее тушить пожар, нежели его предупреждать... - Почему же? Может и предупреждать... Мы занимаемся разработкой методов и средств защиты человека от воздействия ионизирующей и неионизирующей радиации (лазерное излучение, ультразвук и т.д.). Главная задача - обеспечение радиационной безопасности персонала предприятий атомного комплекса, а также населения, проживающего вокруг атомных объектов. Разработки нашего института внедрены в виде ГОСТов, санитарных нормативов, рекомендаций, новых радиозащитных препаратов... Нами создан, например, один из самых мощных в мире радиопротекторов - индралин, которым снабжается личный состав атомного подводного флота, ракетных войск стратегического назначения, атомных станций и т.д. А после того как на всех объектах атомной промышленности стали применять изобретенный нами знаменитый респиратор "Лепесток", специальную одежду, заболеваемость резко пошла вниз. Конечно, кроме средств защиты мы занимаемся и изысканием методов лечения радиационных поражений. Так, детально исследованы патогенез и различные формы острой лучевой болезни, внедрены высокоэффективные средства ее лечения. - Откуда у вас интерес к этой области медицины? Чем был обусловлен выбор? - Я учился на последнем курсе 1-го Ленинградского медицинского института, когда у нас организовали военно-морской факультет, и все ребята (я в их числе) ринулись туда. Привлекали скорее внешние атрибуты: морская форма, кортик и т.д. После окончания с отличием института получил право выбора флота. Так оказался на Черном море в качестве начальника медицинской службы миноносца "Боевой". Там и начал заниматься проблемами, связанными с защитой личного состава от оружия массового поражения, в частности от атомного оружия. Это был 1953 год. Но первую специализацию в области радиобиологии и радиационной медицины я получил в 1955 году на кафедре № 6 Военно-медицинской морской академии в С.-Петербурге, которую возглавлял профессор С.Жихарев. Спустя некоторое время демобилизовался и поступил на работу старшим научным сотрудником в один из военно-морских институтов, а чуть позже мне предложили должность заведующего лабораторией противорадиационной защиты в новом НИИ радиационной гигиены МЗ РФ, только что организованном. С этого все и началось. Там впервые мы разработали целую систему защиты человека с помощью лечебных препаратов при попадании в организм продуктов деления урана (что происходит при взрыве атомной бомбы). А в 1968 году меня пригласили в Москву на пост директора Института биофизики. С тех пор, вот уже 35 лет, и возглавляю это учреждение, где собраны уникальные специалисты: врачи, биологи, математики, физики. - Чем гордитесь как ученый и человек? - Горжусь высочайшим научным потенциалом ученых, работающих в нашем институте, которые за 50 лет своей деятельности (имею в виду многие поколения) в значительной степени обеспечили безопасность атомной индустрии, атомной энергетики и внесли свой скромный вклад в обеспечение безопасности страны. До тех пор, пока у России будет ядерный щит, с нею будут считаться. Горжусь, что удалось создать школу ученых, посвятивших себя этому направлению в медицине. - Говорят, ваша монография "Ядерная война: медико-биологические последствия", написанная в соавторстве с Е.Чазовым и А.Гуськовой, сыграла важную роль в мировой политике, в деле предотвращения ядерной катастрофы. - Мы впервые научно обосновали невозможность достижения победы в такой войне. Видимо, наш труд оказался убедительным для правительств всех стран мира. - Когда коллеги рассказывают о вас, то без конца употребляют слова "первый", "впервые". "Ильин создал первую на Черноморском флоте радиологическую лабораторию". "При непосредственном участии Ильина разработаны впервые в мировой практике методические рекомендации по защите населения в случае аварии на ядерных реакторах, за 16 лет до Чернобыля". "Ильин первым в мире обосновал прогноз радиологических последствий чернобыльской катастрофы" и т.д. А над чем сейчас работают академик Ильин и его институт? - Как и раньше, над проблемами дальнейшей оптимизации условий безопасности работников атомной промышленности. Вот сейчас введены новые нормативы, следим, чтоб они выполнялись. Кроме того, мы эпидемиологически изучаем большие популяции людей с целью вывести закономерности. Одна из главных задач - получение дополнительной информации о том, какая существует взаимосвязь между дозой радиации и эффектом, который возникает у людей при ее воздействии. Сейчас в мире принята так называемая линейная концепция, в соответствии с которой даже минимальная доза, не отличающаяся от нуля, является потенциально опасной. У этой концепции в последнее время появилось много врагов, и я тоже отношусь к их числу. Считаю, что она извращает суть самой проблемы. Мы развиваем понятие "порога", хотя и у нас немало противников. Учитывая, что население очень обеспокоено атомной радиацией, проводим, между прочим впервые в мире, уникальные исследования (с использованием контрольных групп) на атомных станциях Волгодонской и Калининской. Волгодонская станция недавно вступила в строй. На момент ее пуска мы зафиксировали заболеваемость, смертность, другие показатели у населения, живущего рядом и в контрольном районе. Каждый год туда выезжаем, проводим исследования, и у нас будет очень богатый материал по состоянию здоровья населения в динамике. Однако с сожалением приходится замечать, что сокращается финансирование этих работ. - К чему вы пришли на нынешнем этапе? Каковы результаты? - Сейчас мы сняли фоновые данные. - Что это значит? - Радиационная обстановка вокруг АЭС абсолютно спокойная в условиях нормальной эксплуатации, выбросы там в тысячи раз меньше, чем разрешают нормативы. Биологическое действие малых доз - одна из узловых проблем радиобиологии, радиационной медицины сегодняшнего дня. Линейная концепция, вокруг которой много спекуляций, в высшей степени гуманная. Но для того чтобы выдерживать жесточайшие регламенты, требуются многомиллиардные затраты. Это не является обоснованным. Поэтому наша задача, как и всего мирового сообщества, сводится к тому, чтобы показать, при каких уровнях воздействие является преемлемым для общества, а при каких нет. На фоне изучения действия малых доз мы стремимся заниматься и прямой нашей обязанностью - изысканием и разработкой радиопротекторов - препаратов для защиты от радиации, а также разработкой методов и способов лечения лучевой болезни. Кстати, наша клиника располагает самым большим в мире опытом. Пока у нас не так много случаев острой лучевой болезни, за последние 50 лет зафиксировано всего 349 и все - у свидетелей аварий, а вот у населения ни одного такого случая не было. Из числа больных острой лучевой болезнью умер 71 человек, что составляет 20%. А вот хроническая лучевая болезнь отмечалась почти у 2 тыс. человек. Очень сложная проблема, которой сейчас занимаемся, - ввоз из-за рубежа в Россию отработанного ядерного топлива. У нас в институте по этому поводу проводится много исследований, работаем в контакте с атомными предприятиями. - А ваша-то позиция какая? - Очень простая. Если будут соблюдены все требования радиационной безопасности на всех стадиях, то никакой опасности (ядерной и радиационной) в том нет. Безусловно, ввоз топлива не должен вызвать позитивного ажиотажа, но, я считаю, ему альтернативы сегодня не имеется. Это пока единственная возможность заработать средства для нашей атомной промышленности, с тем чтобы решить проблемы утилизации атомных подводных лодок и разрядить ситуацию на атомных станциях, многие из которых функционируют уже по 25-30 лет и их емкости для временного хранения отработанных тепловыделяющих элементов заполнены на 70-90%. Поскольку у государства нет денег, то мы, ученые, надеемся (хотя и не знаем, чем все это закончится, учитывая тот факт, что в России с оборотом денег не все в порядке), что полученные миллионы долларов пойдут на строительство заводов по переработке ядерного топлива, на обеспечение экологической и медицинской безопасности. - Были ли в вашей жизни моменты, когда приходилось принимать столь же трудные решения? - Их было много. Приведу два, связанных с чернобыльской катастрофой. Я прибыл туда с министром здравоохранения СССР Буренковым уже 29 апреля (авария произошла, как известно, 26-го). Тогда как раз возникла опасность еще одного взрыва, пострашнее, чем первый. Поскольку реактор разогревался, могла проплавиться железобетонная плита основания реактора, и вся масса топлива, находящегося в нем, рухнула бы в помещение бассейна сепаратора-барбатера, где была вода. Нужно было рассчитать, каковы могут быть последствия в результате возможного взрыва, в тот момент рядом со станцией находилось около 10 тыс. человек. Мы вместе с профессором А.Абагяном просидели две ночи подряд над расчетами и пришли к выводу, что поражения острой лучевой болезнью могут возникнуть в радиусе 30 км, поэтому одно из наших требований состояло в немедленной эвакуации людей из этой зоны. Но, к сожалению, население эвакуировали лишь 6 мая. Второе, не менее трудное решение, пришлось принимать 7 мая, оно касалось эвакуации населения Киева. Я объезжал на бронетранспортере территорию станции, когда меня вдруг по радиотелефону вызвали в штаб и, посадив в вертолет, не дав переодеться, отправили в столицу Украины. Через 40 минут, весь в белом, словно из "психушки", оказался в Киеве на заседании политбюро, где речь шла об эвакуации 3 млн человек. Спросили мое мнение, я ответил: "Не считаю нужным эвакуировать киевлян, оснований для этого нет, а что касается детей, то их можно вывезти в обычные сроки на каникулы". Как на меня все ополчились! В это время в зале появился Ю.Израэль, председатель Государственного комитета по гидрометеорологии. Оказывается, его тоже вызвали и тоже стали спрашивать мнение об эвакуации, на что он ответил: "Ни в коем случае!" Это было очень сложное решение. Потом наши данные подтвердились, но тогда брать на себя ответственность было страшно и опасно. - Чем вы руководствовались, принимая его? - Научным подходом, хотя на нас очень сильно давили. - А у вас было чувство сомнения в тот момент? - Нет. - А вообще вам это чувство знакомо? - Конечно. Всегда возникает масса сомнений, особенно в первые дни, минуты после той или иной аварийной ситуации. Дело в том, что чернобыльская авария для меня была не первой, просто она имела отличие от тех, с которыми приходилось сталкиваться прежде. - Что помогало выстоять? Ведь можно было сломаться... - Видимо, воспитание, морская закалка, когда служил на корабле, приходилось в разные ситуации попадать. - Находясь на станции, вы не боялись облучиться? - Я в свое время облучался, присутствуя на испытаниях атомного оружия. Проводил опыты на себе, когда разработали таблетки йодистого калия. Первый принял радиоактивный йод, затем таблетки, а потом сотрудники из лаборатории радиационной защиты последовали моему примеру. Так что мы к этому относились более или менее спокойно. - Кстати, какие требования предъявляете к своим подчиненным как руководитель? - Научная добросовестность, честность. Этим все перекрывается. - Уроки Чернобыля пошли впрок властям предержащим? Насколько защищено сегодня население России, живущее вокруг АЭС, других атомных объектов? - Сейчас уровни воздействия на всех предприятиях атомной промышленности (мы ведем такую статистику) существенно ниже нормативов, принятых международным сообществом. То же самое касается населения. Но, к сожалению, после Чернобыля у людей искаженное представление об опасности атомной радиации. - Каков "джентльменский" набор препаратов жителя при АЭС? - Мы создали специальные аптечки для персонала предприятий атомной энергетики и для населения, в которых имеется все необходимое: йодид калия для защиты щитовидной железы, препарат для связывания в организме радиоактивного цезия, стронция и др. Но, к сожалению, сейчас мало кто их покупает. Хотя там, где есть потенциальная опасность, такую аптечку каждый обязан иметь. - Что тревожит сейчас академика Ильина? - Жаль, что все меньше становится аспирантов. Сейчас главное для страны - сохранить научный потенциал. Но, к сожалению, многие не понимают, в том числе и в верхах, что научный потенциал государства через некоторое время даст большую отдачу, чем всякая там продажа сырья. Ученым нужно помогать, доверять, а государству быть к ним чуть-чуть добрее. Валентина ЕВЛАНОВА, корр. "МГ". |